Пионеры перформанса. Что значит японское искусство 1950-х сегодня
Документация творческого процесса Акиры Канаямы и Кадзуо Сираги
Superflat оформилось только в нулевые. Но значимые для мирового искусства художественные акции начались в Японии гораздо раньше — и даже раньше, чем на Западе.
Группа Gutai впервые перенесла внимание с создания самодостаточных объектов на процесс их производства. Отсюда — один шаг до отказа от арт-объекта в пользу эфемерного события
Хотя отдельные художники из Gutai (а всего их за двадцать лет набралось 59) активно существовали в международном контексте, осмысление как их коллективной деятельности японского послевоенного искусства вообще началось на Западе совсем недавно. Бум пришелся на 2013 год: несколько выставок в небольших галереях Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, «Токио 1955–1970: новый авангард» в МoМА и масштабная историческая ретроспектива “Gutai: Splendid Playground” в Музее Гуггенхайма. Московский импорт японского искусства кажется почти не запоздавшим продолжением этой тенденции.
Садамаса Мотонага. Work (Water) в Музее Гуггенхайма
Поражает, насколько современно смотрятся эти ретроспективные выставки. Вот, например, центральный объект экспозиции в Музее Гуггенхайма — реконструкция Work (Water) Садамасы Мотонаги, в которой уровни музейной ротонды соединены полиэтиленовыми трубками с цветной водой. Они напоминают мазки кистью, которые были оторваны от холста, и служат примером центрального для Gutai фокуса на «конкретности» (так переводится с японского название группы), материальности объектов, с которыми работает художник.
Многие участники Gutai получили образование, связанное с классической живописью нихонга, многие биографически привязаны к религиозному контексту дзен-буддизма, к характерной для него японской каллиграфии. Все они находили новый, процессуальный или партиципаторный (связанный с участием зрителей. — Прим. ред.), подход к древним традициям. Кадзуо Сирага записывал на видео, как ногами рисует свои предвосхитившие Раушенберга монохромы, и даже создавал картины публично.
Ваби: простая, строгая красота
В своих «Очерках безделья» Кенко спрашивает: «Разве мы должны смотреть на сакуры только в полном цвету, на луну только тогда, когда она безоблачная?» (Keene 1967: 115). Если для буддистов основным условием является непостоянство, то для привилегии как завершенной только определенные моменты в вечном потоке может означать отказ принять это основное условие. Кенко продолжает: «Стремиться к луне, глядя на дождь, опускать жалюзи и не знать о прохождении весны — они еще глубже двигаются. Ветви, которые скоро расцветут, или сады, усыпанные увядшими цветами, достойны нашего восхищения ». Это пример идеи ваби, преуменьшенной красоты, которая впервые была выделена и оценена в поэзии. Но именно в искусстве чая и в контексте дзен понятие ваби наиболее полно развито.
В «Nampôroku» (1690), в записи высказываний чайного мастера Сен-но-Рикю, мы читаем: «В маленькой комнате желательно, чтобы всякая посуда была неадекватной. Есть те, кто не любит кусок, когда он даже слегка поврежден; такое отношение демонстрирует полное отсутствие понимания »(Hirota 1995: 226). Орудия с незначительными недостатками часто оцениваются в эстетике ваби более высоко, чем те, которые якобы совершенны; и сломанные или потрескавшиеся столовые приборы, если они были хорошо отремонтированы, больше, чем неразбитые. Эстетика ваби подразумевает не аскетизм, а скорее умеренность, как показано в этом отрывке из «Nampôroku»: «Еда для собирания в маленькой комнате должна состоять из одного супа и двух или трех блюд; Сакэ также следует подавать умеренно. Неуместно готовить пищу для сбора ваби »(Hirota 1995: 227).
Zencharoku (Zen Tea Record, 1828) содержит хорошо известный раздел по теме wabi, который начинается с того, что это просто вопрос «соблюдения заповедей» (Hirota 1995: 274). Автор продолжает: «Ваби означает, что даже в стесненных обстоятельствах не возникает мысли о трудностях. Даже в условиях недостаточности человек не испытывает чувства нужды. Даже когда сталкиваешься с неудачей, не задирайся над несправедливостью. Если вы обнаружите, что пребывание в стесненных обстоятельствах ограничивает вас, если вы жалуетесь на недостаточность как лишение, если вы жалуетесь, что что-то пошло не так — это не ваби »(Hirota 1995: 275). Способ чая иллюстрирует это отношение к жизни в элегантной простоте чайного домика и посуды, что противоречит любому представлению о том, что красота влечет за собой великолепие и богатство.
Библиография
- Бертье, Франсуа, 2000, Чтение дзен в скалах: Японский сад сухих ландшафтов, пер. Грэм Паркс, Чикаго и Лондон: Университет Чикагской Прессы.
- Бордуэлл, Дэвид, 1988, Озу и Поэтика кино, Принстон: издательство Принстонского университета.
- Хакуин, Экаку, 1971, Дзен Мастер Хакуин: Избранные труды, пер. Филипп Ямпольский, Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета.
- Hammitzsch, Horst, 1980, Дзен в искусстве чайной церемонии: путеводитель по чайному пути, Нью-Йорк: издательство St. Martin’s Press.
- Хирота, Деннис, изд., 1995, Ветер в соснах: Классические сочинения о Пути Чая как Буддийского Пути, Fremont: Asian Humanities Press.
- Хьюм, Нэнси Дж., Изд., 1995, Японская эстетика и культура: читатель, Олбани: Государственный университет Нью-Йорк Пресс.
- Изуцу, Тошихико и Тойо, 1981, Теория красоты в классической эстетике Японии, Гаага, Бостон, Лондон: Nijhoff.
- Кин, Дональд, 1967, «Очерки безделья: Tsurezuregusa of Kenkô», Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета.
- Marra, Michael F., (trans. And ed.), 2001, История современной японской эстетики, Гонолулу: Университет Гавайских изданий.
- Марра, Микеле, 1999, Современная японская эстетика: читатель, Гонолулу: Университет Гавайских изданий.
- Маккалоу, Хелен С. (перевод), 1988, «Сказка о Хайке», Стэнфорд: издательство Стэнфордского университета.
- Nishitani, Keiji, 1995, «Японское искусство аранжированных цветов», пер. Джефф Шор, в Роберте С. Соломоне и Кэтлин М. Хиггинс, ред. «Мировая философия: текст с чтениями», Нью-Йорк: Макгроу Хилл.
- Один, Стив, 2001, Художественный отряд в Японии и на Западе: психическая дистанция в сравнительной эстетике, Гонолулу: Университет Гавайев Пресс.
- Ohashi, Ryôsuke, 1998, «Kire and Iki», пер. Грэм Паркс, в книге Майкла Келли, изд. «Энциклопедия эстетики», Нью-Йорк: издательство Оксфордского университета, 2: 553-55.
- Паркс, Грэм, «Пути японского мышления», Хьюм, 1995.
- Паркс, Грэм, «Роль скалы в японском саду сухих ландшафтов: философский очерк», Berthier 2000.
- Ример, Дж. Томас и Ямазаки Масакадзу (перевод), 1984, «Об искусстве драмы Но: основные трактаты Зеами», Принстон: издательство Принстонского университета.
Ёсукэ Ядзима (1981-н.в.)
Ёсукэ Ядзима (Yosuke Yajima) – самый молодой фотограф в этом списке, поэтому от него можно ожидать интересного подхода к фотографии. Он начал фотографировать еще в студенческие годы, участвовал во многих выставках и фестивалях фотографии
У него красивая и сдержанная эстетика, поэтому, если вас интересует минимализм как вид искусства, обратите внимание на его работы
В последнее время в Японии среди молодежи фиксируется высокий уровень заболеваемости депрессией. Поэтому его фотографии – наглядный способ проиллюстрировать необычную боль, с которой борется в настоящее время эта часть населения.
Больше работ Ёсукэ Ядзимы можно посмотреть здесь или в этом видео.
Гейдо
Правый экран из экранов Pine Trees ( Шорин-цу бёб ,松林図屏風) по Hasegawa Тохаку , c.1595
Гейдо (芸 道) относится к различным традиционным дисциплинам японского искусства: Но (能) (театр), кадо (華 道) ( японская цветочная композиция ), шодо (書 道) ( японская каллиграфия ), садо (茶道) ( японская чайная церемония ), и якимоно (焼 物) ( японская керамика ). Все эти дисциплины несут в себе этический и эстетический подтекст и учат ценить процесс творения. Чтобы привнести дисциплину в свое обучение, японские воины последовали примеру искусства, которое систематизировало практику с помощью предписанных форм, называемых ката — вспомните чайную церемонию. Обучение боевым приемам включало в себя искусство (гейдо), практику самих искусств и привитие эстетических концепций (например, югэн) и философии искусства (гейдо рон). Это привело к тому, что боевые техники стали известны как боевые искусства (даже сегодня Дэвид Лоури показывает в своей книге «Меч и кисть: дух боевых искусств» сродство боевых искусств с другими искусствами). Все эти искусства являются формой молчаливого общения, и мы можем и отвечаем на них, оценивая это неявное измерение.
Философия кинцуги
Кинцуги — это не только техника склеивания сломанных частей. Философия под ним гораздо важнее. Находя свои корни в дзен-буддизме, кинцуги определенно предлагает альтернативный взгляд на мир. Прежде всего, это метафора ценить жизнь со всеми ее недостатками. Во-вторых, предполагает целостный взгляд на мир.
Искусство кинцуги тесно связано с философией ваби-саби, которая воспитывает непостоянство. Он видит совершенство в несовершенстве и восхищается простотой. В своей книге «Ваби-саби для художников, дизайнеров, поэтов и философов» Леонард Корен дает следующее определение ваби-саби: «Ваби-саби — это красота вещей несовершенных, непостоянных и неполных. Это красота скромных и скромных вещей. Это красота нестандартных вещей ». Это звучит как прекрасное изложение ваби-саби. Согласно этому эстетическому идеалу, красота есть во всех уголках мира. Именно нам нужно смотреть на природу и на самих себя с правильной точки зрения. Мы должны открывать глаза на мелкие детали, чтобы во всем видеть ценность.
Эстетика и философия ваби-саби
Фраза «ваби-саби» относится к выражению красоты, которая прославляет радость, меланхолию и жизнь во всех ее переходах, принимая и ценя недостатки жизни. Согласно этой философии, все находится в состоянии постоянного движения. Он также представляет эстетические идеалы и философию японской культуры, оказав значительное влияние на другие японские искусства, такие как аранжировка цветов, чайная церемония и хайку. Более того, он восхваляет непостоянство, быстротечность, несовершенство, асимметрию и смирение.
Иными словами, Японская философия уважает вещи такими, какие они есть, даже если они полны недостатков и несовершенств. С этой точки зрения это своего рода философия, которая идет вразрез с упором Запада на линейность, прогресс и телеологию. Ваби-саби больше о том, чтобы стать частью путешествия. Обеспечивает красоту старения и увядания. Это побуждает нас искать красоту в искусстве мира природы, а также в недостатках. Эта философия перекликается с языком искусства кинцуги.
«Ваби», «Саби» и «Кинцуги»
Если мы посмотрим на слова «ваби» и «саби» по отдельности, мы увидим, что оба понятия имеют множество значений. Потому что время меняет восприятие этих слов. Во-вторых, поэты наделяют их разными оттенками в своих литературных произведениях. Следовательно, для понимания сути этих концепций требуется интуиция.
Буквально «ваби» означает бедность. Он олицетворяет тишину, простоту и неподвижность. «Саби» обозначает старение и разложение, указывая на его красоту. Эти две концепции дополняют друг друга и уходят корнями в нигилистические идеалы дзэн. Хотя может показаться, что слова имеют отрицательное значение, они имеют положительную коннотацию. Двусмысленность этих слов — еще один ключевой элемент японской культуры.
Кинцуги и современный мир
Дизайн современного мира поражает наши чувства. Искусственная среда, такая как торговые центры, стимулирует человеческий разум потреблять все больше и больше. Они постоянно подталкивают людей покупать новые вещи. Кинцуги говорит «нет» этому подавляющему потреблению. Это учит нас тому, что у нас есть больше возможностей, чем просто покупать и заменять старые вещи новыми. Восхваливает красоту старинных и деревенских предметов. Кинцуги обещает духовное и физическое возрождение, своего рода исцеление и учение о том, что жизнь продолжается даже со шрамами. И эти шрамы делают нас уникальными и красивыми.
источник изображения: https://www.artlovingitaly.com/the-japanese-art-of-kintsugi-explained/
Ensō
Enso по Кейнджеро Шибата Кс Enso ок 2000 г.
Ensō (円 相) — японское слово, означающее «круг». Он символизирует Абсолют, просветление, силу, элегантность, Вселенную и пустоту; это также может быть воспринято как символ самой японской эстетики. Дзен-буддийские каллиграфисты могут «полагать, что характер художника полностью раскрывается в том, как он или она рисует энсо. Только человек, который умственно и духовно совершенен, может нарисовать истинное воплощение. Некоторые художники будут практиковать рисование энсо ежедневно, как вид духовного упражнения «. требуется указание источника
Моно не осознает: пафос вещей
Смысл фразы «моно без осознания» сложен и со временем меняется, но в основном он относится к «пафосу» (осознанию) «вещей» (моно), проистекающему из их мимолетности. В классической антологии японской поэзии восьмого века «Манёсё» чувство осознанности обычно вызывается жалобными призывами птиц или других животных. Он также играет важную роль в первом в мире романе «Гендзи моногатари» («Сказ о Гэндзи») Мурасаки Сикибу с начала XI века. Несколько позже Heike monogatari («Повесть о клане Heike») начинается с этих знаменитых строк, которые ясно показывают непостоянство как основу для ощущения моно, не осознавая:
Известный теоретик литературы Мотоори Норинага выдвинул эту идею на передний план теории литературы, изучив «Повесть о Гэндзи», которая показала, что моно не осознает, что является его центральной темой. Он настаивает на более широком понимании этого вопроса в отношении глубокой чувствительности к эмоциональным и аффективным аспектам существования в целом. Величие достижения леди Мурасаки заключается в ее способности изобразить персонажей с глубоким моно-неосведомленным чувством в ее письме, так что читатель может сопереживать им в этом чувстве.
Фильмы Одзу Ясудзиро, которого часто считают самым «японским» из японских режиссеров, представляют собой серию упражнений в передаче моно без сознания. Замечание Стэнли Кавелла о том, что «фильм возвращается к нам и расширяет наше первое увлечение объектами с их внутренней и фиксированной жизнью», в целом относится к Одзу, который часто выражает чувства, представляя лица вещей, а не актеров. Ваза, стоящая в углу комнаты, покрытой татами, где спит отец и дочь; два отца созерцают скалы в саду «сухого пейзажа», их позы повторяют формы камня; зеркало, отражающее отсутствие дочери, которая только что вышла из дома после вступления в брак, — все образы, которые выражают пафос вещей сильнее, чем выражение лица величайшего актера.
Наиболее часто цитируемым примером моно незнакомого в современной Японии является традиционная любовь к цветению вишни, о чем свидетельствуют огромные толпы людей, которые каждый год выходят посмотреть (и устроить пикник) вишневые деревья. Цветения японских вишен по своей природе не более красивы, чем, скажем, груша или яблоня: они более ценны из-за мимолетности, так как они обычно начинают падать в течение недели после их первого появления. Именно мимолетность их красоты вызывает у зрителя задумчивое чувство моно не осознавания.
ЯПОНСКИЕ ПОЭТИЧЕСКИЕ МИНИАТЮРЫ
Внимательный читатель, должно быть, заметил, заметил своеобразие приводимых в тексте стихотворений. Они завершены по форме и достаточно необычны по содержанию, построены на ассоциативных связях и обращены к чуткому, интуитивному читателю.
Классические японские миниатюры замечательны не только по содержанию, но обладают строго оговоренной формой – залогом гармоничного ритмического строя. Так стихотворения хокку (хайку) состоят из трех строк, в которых содержится 17 слогов (в первой строке – 5 слогов; во второй – 7; в третьей – 5). Такая стихотворная форма как танка состоит из пяти строк и содержит 31 слог (5-7-5-7-7 – слогов в строках).
«Форма лирической миниатюры требовала от поэта жесткого самоограничения и в то же время, придавая весомость каждому слову, позволяла многое сказать и еще больше подсказать читателю, разбудив его творческое воображение. Японская поэтика учитывала встречную работу мысли читателя. Так удар смычка и ответное дрожание струны вместе рождают музыку».
Не может не отозваться сердце, когда читаешь прекрасные стихотворения мастера дзэнской миниатюры – Мацуо Басё (1644-1694). Каждый стих Басё воспринимается как миг творческого озарения, благодаря которому самое обыденное видится иначе, становится объектом эстетического переживания:
Проталина в снегу,
А в ней – светло-лиловый
Спаржи стебелек.
Басё так же, как и многие другие японские поэты находит красоту в просветленной печали, в духе вечного одиночества (термин «саби»).
Печаль – как ритм, космическая размеренность в потоке перемен — то возникает, то исчезает человеческая жизнь в волнах вечности. Человек лишь гость на этой земле, и это ощущение рождает тихую печаль.
Бабочкой никогда
Он уж не станет… Напрасно дрожит
Червяк на осеннем ветру.
О характерной для Басё теме сострадания, сопереживания говорил Ясунари Кавабата: «Когда любуешься красотой снега или красотой луны, словом, когда бываешь потрясен красотой четырех времен года, когда испытываешь благодать от встречи с прекрасным, тогда особенно думается о друге, хочется разделить с ним радость. Словом. созерцание красоты пробуждает сильнейшее чувство сострадания к людям, и тогда слово «друг» становится словом «человек».
В ночь полнолуния
Друг мне в подарок прислал
Рису, а я его пригласил
В гости к самой луне.
Главным действующим лицом японской поэтической миниатюры является природа. В хокку и танках органично уживаются образы всех ее царств: от времен года до миниатюрных насекомых. Боготворя природу, японские поэты создают свою символику, вкладывая в каждый символ совершенно определенный смысл:
— цветок – олицетворение вечной истины и вечного обновления –
Камелии лепестки
Может быть, соловей уронил
Шапочку из цветов.
(Басё)
— голос кукушки вызывает у японцев такое же восхищение, как пение соловья –
Кукушка,
Ты не плачь с такой тоской,
Пока не нанижу я жемчуг майский
И вместе с жемчугом
Печальный голос твой.
Танка из «Манъёсю»
— луна – притягательный образ – ее магический свет изменяет все вокруг –
Один дзэнский поэт, монах Мёэ, в ночь на 12 декабря 1224 года вышел из зала для медитации и увидел, как выплывшая из-за туч луна засверкала на снегу. Пораженный красотой, он сложил танку:
Зимняя луна!
Ты вышла из-за туч,
Меня сопровождаешь.
Тебе не холодно на снегу?
От ветра не знобит?
Басё говорил: «чувствовать прекрасное – значит следовать природе, быть другом четырех времен года. Все, что ни видишь, — цветок, все, о чем ни думаешь, — луна. Для кого вещи не цветок, тот дикарь. У кого в сердце нет цветка, тот зверь».
Дичь
Впрочем, не следует думать, что Япония образца 2010-х представляет собой концентрацию прогрессивности.
Не изжиты еще привычки старого доброго традиционализма и любовь к ориенталистской экзотике. «Театр девственниц» — так называется довольно восхищенная статья о японском театре «Такарадзука» в российском консервативном журнале «ПТЖ». «Такарадзука» появился в конце XIX века как бизнес-проект по привлечению туристов в отдаленный одноименный город, который случайно стал конечной станцией частной железной дороги. В театре играют только незамужние девушки, которые, по замыслу владельца железной дороги, и должны были приманивать в город зрителей-мужчин. Сегодня «Такарадзука» функционирует как индустрия — с собственным ТВ-каналом, плотной концертной программой, даже местным парком развлечений. Но в труппе по-прежнему имеют право состоять только незамужние девушки — будем надеяться, хотя бы на девственность не проверяют.
Техника
Для создания одной гравюры необходима командная работа нескольких специалистов, и не всегда главный герой процесса – художник. Задача мастера – тушью на прозрачной бумаге сделать набросок, который затем передается резчикам для воплощения на дереве. Мастерство резчика (или команды) полностью определяло результат процесса.
Для создания печатных форм использовали продольно разрезанные деревянные поверхности. Обычно применяли самшит, вишню, грушу. Вырезать на них нарисованное художником непросто, поэтому некоторые резчики выбирали себе отдельные элементы, на которых специализировались. Самый умелый из команды брался за лицо – его создание сопряжено с особенными трудностями. Сложно не только передать выражение, но и воспроизвести прическу, ведь каждый волос вырезался отдельно. Менее опытные и талантливые резчики занимались одеждой, а подмастерьям доставались простейшие детали.
Укиё-э
Следующим в работу вступал печатник. Художник сообщал, как необходимо окрасить рисунок. По этим инструкциям смешивали природные пигменты до достижения нужного результата. Перед переносом изображения бумагу слегка увлажняли. Готовую гравюру могли дополнить стихами – художника или постороннего человека.
Заключительный шаг процесса – получение печати цензора. Он проверял, удовлетворяет ли гравюра законам и требованиям. В прошлом запрещалось изображать на увеселительных предметах военных, государственных мужей, делать иллюстрации к историческим событиям или тому, что происходило в государстве в текущий момент времени.
Готовая гравюра поступала издателю. От него зависело, придет ли к славе художник. Издатель мог вывести человека в люди; в свою очередь, штат мастеров издателя определял качество изготавливаемых гравюр, а значит, то, как удачно будут перенесены картины художников на отпечатки. Самый известный издатель – Цутая Дзюдзабуро. Именно благодаря ему пришли к славе Кацусика Хокусай и Китагава Утамаро.
Гравюры прошлого
Шибуи
Чаша для чая 18 века , демонстрирующая эстетику шибуи.
Сибуи (渋 い) (прилагательное), сибуми (渋 み) (существительное) или сибуса (渋 さ) (существительное) — японские слова, которые относятся к определенной эстетике или красоте простой, тонкой и ненавязчивой красоты. Возникший в период Нанбокучо (1336–1392) как сибуши, этот термин первоначально обозначал кислый или терпкий вкус, например, незрелой хурмы. Шибуи до сих пор сохраняет это буквальное значение и остается антонимом слова amai (甘 い), что означает «сладкий». Как и другие японские эстетические термины, такие как ики и ваби-саби, сибуи может относиться к самым разным предметам, а не только к искусству или моде.
Шибуса включает в себя следующие основные качества:
1. Объекты Shibui кажутся простыми в целом, но они включают в себя тонкие детали, такие как текстуры, которые уравновешивают простоту и сложность.
2. Этот баланс простоты и сложности гарантирует, что человек не устает от предмета шибуи, но постоянно находит новые значения и обогащенную красоту, благодаря которым его эстетическая ценность растет с годами.
3. Шибуса не следует путать с ваби или саби. Хотя многие объекты ваби или саби являются сибуи, не все объекты сибуи являются ваби или саби. Объекты ваби или саби могут быть более серьезными и иногда преувеличивают преднамеренные недостатки до такой степени, что могут казаться искусственными. Объекты сибуи не обязательно несовершенные или асимметричные, хотя они могут включать в себя эти качества.
4. Шибуса проводит тонкую грань между контрастирующими эстетическими концепциями, такими как элегантный и грубый или спонтанный и сдержанный.
Техника кинцуги
Тип лака и трещин, а также замысел художников играют роль в процессе ремонта. Короче говоря, осколки глиняной посуды снова собираются и склеиваются лаковой смолой. Затем их посыпают золотым порошком. Этот сияющий порошок подчеркивает сломанную часть и украшает недостатки объекта. Лаковую смолу получают из сока местного дерева в Японии под названием Rhus verniciflua. Цвет и текстура лака напоминают кровь. Жизнь дерева заканчивается, и лак, полученный из сока дерева, возвращает потерянную жизнь разбитому горшку.
В своей статье «Эстетика исправленной японской керамики» Чарли Итен очень подробно рассматривает технику нанесения лака. Он утверждает, что художники классифицируют трещины в зависимости от их размера. Например, hibiware (трещина) обозначает широкие трещины в керамика в то время как nyu¯ (волосяная трещина) относится к узким трещинам. Трещины требуют более одного слоя прозрачного лака. Для каждого слоя экспертам нужно подождать неделю, прежде чем наносить следующий слой. Затем наносится красный или черный лак. Это становится окончательным покрытием. Затем посыпают серебряной или золотой пудрой.
Наконец, объект подвергается полировке, чтобы защитить его от дальнейших повреждений, таких как обесцвечивание и истирание. Этот последний процесс также демонстрирует чувство уважения к новому внешнему виду объекта, в то время как весь процесс отдает дань уважения сломанному объекту.
Эстетика японской керамики
Ёбицуги
Есть несколько вариаций концепции кинцуги, а именно томоцуги и ёбицуги. Кинцуги применим ко всем видам поврежденных объектов. Художники предпочитают концепцию томоцуги, если они хотят исправить только оригинальные керамические изделия. Ёбицуги позволяет исправлять части пришельцев. Если в разбитом горшке отсутствует кусок, техника йобицуги становится очень полезной. Во время процесса исправления художники имеют возможность изменять объект, исправляя различные части.
Японский лак
Лак называется «уруши» и используется японскими мастерами по лаковому покрытию для различных функций, таких как клей и покраска. Практикуя реставрацию керамики с помощью лака на протяжении веков, японские художники преуспели в мастерстве и технике керамической реставрации. Поэтому традиционный японский лак очень важен для японцев. Следовательно, в Японии есть богатый словарный запас, позволяющий различать лаки по цвету и химическим компонентам:
Урушинаоши: ремонт лака (как общий термин)
Bengrara urushi: красный лак
Куро Уруши: черный лак.
Киннаоши: ремонт золота
ginnaoshi: ремонт серебра
Каваи
Современное явление, с 1970-х годов миловидность или каваи (可愛 い, «милый», «очаровательный», «милый») на японском языке стала заметной эстетикой японской популярной культуры , развлечений , одежды , еды , игрушек , внешнего вида , поведения и т. Д. и манеры.
Как культурный феномен, симпатичность все больше воспринимается в Японии как часть японской культуры и национальной самобытности. Томоюки Сугияма, автор книги « Cool Japan», считает, что «привлекательность» уходит корнями в гармоничную культуру Японии, а Нобуёси Курита, профессор социологии Университета Мусаси в Токио , заявил, что милый — это «волшебный термин», охватывающий все это приемлемо и желательно в Японии.
Укиё-э на Западе и в России
Исаак Титсинг, Феликс Бракмон, Теодор Дюре начали знакомить некоторых европейских художников с укиё-э.. Но на самом деле Запад открыл для себя японское искусство в целом довольно поздно, начиная с Всемирной выставки в Париже 1867 года.
Хотя некоторые художники создавали вульгарные подражания японским работам, многие вдохновлялись ими, чтобы выработать новые эстетические каноны, в частности, питая модерн.
Среди европейских и американских художников, которые были последователями японского искусства, – Джеймс Эббот Мак-Нейл Уистлер, Данте Габриэль Россетти, Джеймс Тиссо, который давал уроки рисования Токугава Акитакэ (сводный брат сёгуна Токугава Ёсинобу), Ван Гог и Моне, Альфред Стивенс, Дега, Мане, Георг Хендрик Брейтнер, Ренуар, Уильям Чейз, Анна Билинская-Богданович, Климт, Бернар Обертен, Гоген, Писсарро. Пьер Боннар и Эдуард Вюйар использовали японские форматы, иногда установленные как ширмы.
Мотивы укиё-э были популярны у Игоря Грабаря, Анны Остроумовой-Лебедевой, Василия Верещагина, Ивана Билибина. Мирискусники были сильно привлечены к японской гравюре из-за «асимметричной композиции», «внимания к пустотам» и «чистой красоты линии». Представители «Мира искусства» считали линию наиболее выразительным изобразительным элементом и в их картинах она доминировала.
На гору Фудзи
Даже Мураками Такаси
На выставке Superflat 2000 года были представлены две художницы, Такано Ая и Тихо Аосима. На их картинах девочки растворяются в своем закрытом мире сай-фай рая, сексуальность — наивная, на девушках — налёт андрогинности, а ещё кое-где мелькают намеки на подчинительное поведение. Всё это было мило и тревожно.
Эти образы, хоть и банальные — на них можно наткнуться и в женских журналах, и в сёдзё-манге, — стали очень популярны среди западной аудитории, потому что издавали вайбы странного, экзотичного, милого, но тревожного и были родом из волновавшего тогда многих технологичного японского мирка.
Нобуёси Араки (1940-н.в.)
Араки – творческая машина. Он выпустил около 500 фотокниг и до сих пор не проходит и дня, чтобы он не сделал снимок. Араки родился в Токио и изучал фотографию с 1959 по 1963 год. В 1963 году он начал работать в рекламном агентстве Dentsu. Араки считается одним из самых плодотворных фотохудожников – не только в Японии, но и во всем мире. Его стиль уникален. Сложно подобрать слова, чтобы описать его подход к фотографии. Это просто взрыв самовыражения, которого достигают немногие фотографы. Он провел огромное количество персональных выставок в США и во многих странах Европы. В Японии его выставки часто закрывают из-за уникального авторского стиля, работы изымают, а самого Араки штрафуют. Но все это его никогда не останавливало. Главные темы творчества Араки – цветы, небо, женщины и дети.
Больше работ Араки можно посмотреть здесь.
Дайдо Морияма (1938 – н.в.)
Фотографии Мориямы легко узнаваемы. Он создатель собственного стиля в фотографии. В Японии и за ее пределами у него не просто огромная армия фанатов и почитателей его стиля, но и большое количество подражателей. С 1968 года он одержим фотографированием городской среды с ее уникальной эстетикой, отражающей темную сторону городской жизни. Его работы спонтанны, меланхоличны, исключительно черно-белые и высококонтрастны.
Дайдо любит снимать от бедра, не заглядывая в видоискатель своей компактной пленочной камеры. Он делает все, чтобы максимально нарушить общепринятые правила съемки. При этом он всегда старается оставаться незамеченным.
Легендарный японец черпал вдохновение из разных источников: от работ американского фотожурналиста Артура Феллинга до великого романа Джека Керуака “В дороге”.
Морияма сыграл важную роль в становлении японской фотографии и ее признании в масштабах планеты. Он до сих пор продолжает гулять по Токио со своей камерой и с той же увлеченностью делает снимки, выпускает книги и проводит персональные выставки. А ему уже больше 80 лет…
Посетите сайт прославленного фотографа, а также послушайте наш выпуск подкаста о его самой знаменитой фотографии.